Можно ли работать на пахома

28 мая народный праздник Пахом Теплый, Пахом-Бокогрей — что за праздник, как отмечать? Приметы этого дня.

28 мая (15 мая по старому стилю) православная церковь отмечает память преподобного Пахомия Великого и преподобного Пахомия Нерехтского. В народном календаре этот день получил название Пахом Бокогрей или Пахом Теплый.

На Руси примечали, что с этого дня солнце начинает греть сильнее, отчего «крестьянин бока греет, от заморозков отходит». В народе поговаривали, что на Пахома черемуховые холода, т. е. похолодание, которое часто наступало с расцветом черемухи, сменяются на рябиновое тепло (повсюду зацветала рябина). Наши предки говорили: «Пришел Пахом — запахло теплом».

Святой Пахомий – основоположник пустынножительства и первостроитель монашеского общежития в Египте. Он жил в III столетии в Фиваиде Египетской в семье язычников. Благодаря хорошему воспитанию и образованию Пахомий был рассудительным, целомудренным и обладал добрым характером.

На военной службе он познакомился с христианами и узнал о заповедях Господних, в частности о любви к ближнему. Это натолкнуло двадцатилетнего воина на принятие православия и крещение. После окончания службы он удалился в пустыню и стал учеником местного пустынника Паламона.

Через 10 лет иноческих подвигов Пахомий услышал голос, по велению которого построил обитель неподалеку от селения Тавенниси. Вскоре после смерти наставника Паламона Пахомию явился ангел и вручил устав иноческой жизни. В обитель приходили монахи и оставались жить под руководством святого. Они поражались его непреклонности по отношению к себе и милосердию к другим.

Все больше иноков хотели жить под руководством трудолюбивого наставника. Поэтому пришлось построить еще 7 монастырей. Вскоре в тех местах началась эпидемия, от которой пострадал и святой. Его ученик Федор до последней минуты не отходил от умирающего. Он похоронил его у подножия горы. Пахомий умер приблизительно в 348 году.

В этот день люди сажают пшеницу. Остальные культуры не рекомендуется сеять, потому что они пропадут. Также не принято работать на земле в полдень, поскольку никакого проку от этих дел не будет.

Народные приметы на Пахома бокогрея

Начиная с Пахома крестьяне начинали сеять поздний овес и пшеницу. Поговаривали: «Пахом овес пускает в рост», «Пришел Пахом Бокогрей — досевай пшеницу скорей». При этом строго следили, чтобы в этот день больше никакие культуры в землю не высаживались, все равно от них толку не будет.

Особенно это касалось различных овощей, считалось, что при высадке семян и рассады в землю на Пахома капуста кочанов не завяжет и будет испорчена гусеницами, огурцы получатся кривыми и горькими, кабачки уйдут в пустоцветы, горох, фасоль и бобы вырастут червивыми. Сев пшеницы и овса нужно было закончить до полудня, иначе семена в рост не пойдут и урожай пропадет.

Если на Пахома тепло, то и все лето будет теплым. Если на Пахома солнце на восходе багряно-красное, то лето будет жарким, богатым на грозы и пожары. Если к Пахому зацветает можжевельник — пора начинать сеять ячмень.

Приметы и поверья

Какая погода на Пахома Теплого, таким и лето будет.

Насыщенный красный небосвод на восходе предвещает жаркое лето с частыми пожарами.

Дождь и восточный ветер говорят о том, что непогода скоро прекратится.

Если день теплый, то рыбалка будет хорошей.

В небе после дождя видна радуга – ненастье больше не вернется.

Ласточка не возвращается в прежнее жилище – это предвещает пожар. Если она покинула уже насиженное место – к большой беде.

Разорить ласточкино гнездо – большой грех. В качестве наказания за содеянное можно ослепнуть или потерять кого-то из родных.

28 мая Преподобный Пахомий Великий — церковный праздник.

В этот день Православная церковь почитает преподобного Пахомия Великого, являвшегося одним из столпов пустынножительства и основателем монашества в Египте. В этот же день чтилась память благоверного царевича Димитрия, убитого в Угличе.

Уроженец Верхнего Египта он крестился уже взрослым, попав по призыву в армию императора Константина Великого — примерно в то время, когда Антоний Великий взошел на гору, чтобы провести там в уединении и молитве двадцать лет. Тогда многие аскеты покидали по его примеру долину Нила, уходя вглубь пустыни. Но лишь немногие из них основали там большие монашеские поселения. Одним из них стал Пахомий.

Монашеской жизни он учился в Фиваиде у аввы Паламона. А прожив в пустыне отшельником десять лет, сам приобрел духовный опыт, и уже к нему как к учителю потянулись новоначальные. Старец Паламон благословил своего духовного сына устроить киновию — иноческую обитель у развалин селения Тавенниси.

Авва Пахомий составил для общины единый устав. Братия носила одинаковую одежду, ела одну и ту же пищу, исполняла назначенных им послушания на общую пользу, в том числе переписывая книги, не должна была иметь собственных денег и ничего не принимала у родственников. Преподобный считал, что послушание, исполняемое с усердием, выше поста и молитвы, и он же ввел в монашескую практику молитву по четкам.

Сам Василий Великий, по уставу которого до сих пор живут многие православные монастыри, позаимствовал у Пахомия многие идеи устройства иноческого общежития. Хотя его киновия еще не была монастырем в нашем понимании — монахи там жили каждый в своей отдельной хижине-кнлье и много времени проводили в уединении, готовясь к более трудным аскетическим подвигам.

Иноков к Пахомию приходило все больше, пришлось строить новые обители. Целые монашеские общины просили авву стать их наставником.

Преподобный Пахомий прожил недолго, всего 53 года. Перед смертью тяжело болел. Когда-то он ушел в пустыню, чтобы стать анахоретом. Перед смертью в обителях, которые он духовно окормлял было до 7000 человек…

Среди первых отцов-пустынников мало кому удалось прожить и умереть в полном уединении. Все те, кого мы знаем, остались в памяти поколений именно потому, что их пример увлек за собой множество других. В их киновиях не было формальной иерархии, существовал только духовный и моральный авторитет старцев, и те, кто принимали священнический сан, избирались для этого братией за святость своей жизни. Там сохранялась атмосфера духовной свободы, ведь подлинным учителем, который приводил их всех в пустыню и вдохновлял двадцать четыре часа в сутки душей и телом жить по Евангельским заповедям, напрягая все силы, отсекая зло, лукавые помыслы, отказывая себе в удовольствиях земного мира, чтобы целиком отдаться поискам Бога, был Тот, кто указал этот путь всем – Иисус Христос.

Народные приметы на Пахома Теплого 28 мая

Пришел Пахом — запахло теплом.

На Пахома тепло — все лето теплое.

С Пахомия устанавливается совершенно летняя погода.

С Пахомия сеют поздние овес и пшеницу.

На Пахома сеют ячмень.

Можжевельник зацветет — пора ячмень сеять.

Ячмень сеют, пока цветет калина.

Уж я пашенку пашу,
Сам на солнышко гляжу.
Стало солнышко к обеду поворачивать,
Мужики сошнички соколачивать.
Еще все жены мужьям хлеба несут,
А моя шельма жена не устряпалась.
Уж я выпрягу лошадку, поеду домой,
Я заеду во ракитовы куста,
Уж я вырежу лозу
Про свою шельму жену.
Подъезжаю-подвожу:
Ходит жена по двору
Во кумачном сарафане,
Во парчевых рукавах,
Во кокошничке-рогаче,
В коноватною фате.
«Где ты, женушка, была?» —
«У попа, сударь, была,
За твое, сударь, здоровье
Рюмку водки выпила».
«Спасибо тебе, жена,
Не забыла ты меня!» —
«Еще как тебя забыть,—
Не могу тебя избыть!»
(Казанская губ.)

Мужик пашенку пахал, сам на солнышко взирал, —
Эх, попашу я, попашу, на солнышко погляжу,
Попашу я, попашу, ды на солнышко погляжу.
А как людски-ти добрыя жены мужьям завтракать несут,
А как людски-ти добрыя жены мужьям завтракать несут,
Ох, а моя шельма жена скрозь до обеда проспала,
Эх, скрозь до обеда проспала, да позабыла про меня,
Позабыла, что ей было, позапамятовала,
Позабыла, что ей было, позапамятовала.
Провожу свою Орюшеньку, сам поеду во лесок.
Я вырежу лозу про свою шельму жену,
Я вырежу лозу про свою шельму жену,
Приезжаю ко двору — жена ходит по двору.
Приезжаю ко двору —жена ходит по двору.
Ох, во котах, во чулках, во шелковых рукавах.
«Жена, моя женушка, серебряно донышко,
Где ты долго пробыла, где ты гуливала?
Где ты долго пробыла, где ты гуливала?»
«Я у кума, у кумы д я у кумовой жены,
Сладку водочку пила и тебе бы налила,
И тебе бы налила — спотыкнулась, пролила».
Загляделися глаза, из рук выпала лоза,
Опущу я лозу — поцелую жену.
(Нижегородская губ.)

Пахом о Пахоме: «Я убедительно создаю образ своей личной шизофрении»

Шоумен, художник и заслуженный юродивый России Пахом делится секретами искусства быть безумным и популярным.

Пахом (Сергей Пахомов) не нуждается в представлении. Телезрители страны отлично помнят его феерические выходы в программе «Битва экстрасенсов», не забывают и фильм «Зеленый слоник». На московском фестивале Beat Film Festival очень скоро покажут новое кино с Пахомом — героическое роуд-муви «50», хронику его 15-часовой прогулки по Тверской в день своего юбилея, совпавшего с Днем народного единства. Выйдя на главную улицу страны, Пахом поднимается и спускается по ней 50 раз, стуча деревянным посохом, проповедуя поклонникам, отгоняя особенно надоедливых, фотографируясь с полицейскими и гостями столицы. Многочасовой сеанс общения художника с народом превращен в фильм Даниилом Зинченко и Тихоном Пендюриным, молодыми режиссерами экспериментального кино.

Как Пахом смог продержаться так долго? Что он любит и что не любит? Зачем стал экстрасенсом? Когда научился курлыкать? Как попал в психушку? И вообще что было на Тверской — перформанс или марафонский поход? Читайте об этом в интервью героя КиноПоиску.

— Когда ты этот перфоманс придумал?

— Лет десять назад. Я всегда вдохновлялся городскими сумасшедшими. Самое приятное для акции — когда человек может производить какие-то вещи, странные и непривычные, а среда, городской ландшафт изменяются. Я долго думал о большом походе. Москва-история, Сусанин, царь, величественный и немного не в себе герой — что-то такое. Так вот, лет десять назад я со Школой Родченко хотел сделать акцию: 30 фотографов в толпе, и каждый снимает мой проход. А я стараюсь осуществить любые планы, тем более что на хождение 4 ноября 2016 года на мою спортивную инициативу наложились мое 50-летие и День народного единства. Это еще и митинг получился. В общем, трепет, чувство опасности и величие задумки. Все то, чем я в жизни и занимаюсь.

— Живое действие я подготовил всего за три дня. Позвонил другу коллекционеру, он дал мне посох – северная вещь XVIII века, из коллекции.

— Страховку не оформляли?

— Не успели. В искусстве всегда есть большой момент преодоления, и я себя, как человека трусливого, слабого и инертного, мужественно заставил выйти из дома. Меня подталкивало «на миру и смерть красна». Я встал и вышел в своем дорогостоящем шерстяном пальто, о котором потом писали, что оно облезлое и страшное — то есть 1000 евро для людей оказались драной и вонючей мерзостью!

— И посох не признали антикварной ценностью?

— Не. А дополняла этот образ еще полуиконка-полутабличка с числом 50. Ее я сделал из рухляди, найденной на улице. Пиара не было. Меня и так часто узнают на улице, общественное внимание есть. Но всегда свербил вопрос: а что с этим вниманием делать, как бы его приложить?

Роуд-муви изначально подразумевалось — хождение, но не топтание. Так я шел по Тверской. Развевались транспаранты, и великий Хронос участвовал. Сначала было светло, потом стало темнеть, вращались стихии природные, человеческие, стихии маленького человека со своей личной историей и стихии огромной меняющейся страны. Произошло нанизывание памяти, метафора смены времен. Картина получалась полная, слава богам.

— Но фильм сложился не только из документации твоего прохода. Там есть довольно интимные эпизоды разговора с мамой.

— Да! В фильм добавилась еще линия моей матери — частного человека, связанного со стихией времени и одновременно близкого мне. Тихон и Даня позвонили и сказали: нам не хватает материала. А я как раз был у мамы. Думаю, надо бы чем-то эпичным наполнить.

— Да, меня волнуют большие эпические формы, то, что у нас на подкорке сидит. Мать, например. Мама меня водила в музшколу на скрипку, а потом была зима, мама поскользнулась, упала на эту скрипку, скрипка разбилась, и я перестал ходить в музшколу.

— Сама воспитала и сама убила музыканта?

— Невольно убила. Элемент провокации тут был немалый. Мне нужно было удержать внимание, поэтому я задавал ей такие вредные идеологические вопросы — про Сталина, например. Мы маму снимали на пленку — это воздух дало.

— У тебя дипломатичная, неэмоциональная реакция на ее ответы. Это намеренный ход?

— Конечно, намеренный, но и личный момент. Моя маниакальность и психоз, многолетняя история наших отношений — все самое плохое от мамы, ее слишком много, она слишком близко. У меня есть маниакальность, как в любой нездоровой безотцовской семье, но я все ставлю на службу жизни «художника как произведения».

— Ну, ты в итоге был доволен прогулкой? Она же длилась около 15 часов. Побывал в разных стихиях…

— Мы побывали в новом VR-пространстве. Это было сюрреалистично. Утром я проснулся с синдромом Маресьева — у меня распухли ноги, были как слоновые колонны. Ведь было сложно. Ты не можешь легко парить. На мне же еще микрофоны были, телефон в руках, корректировка и управленческая деятельность требовали внимания, но я отдавался порыву и легкости, открыт был людям. Мы встретили инвалидов-колясочников и так далее.

— Твоя реакция на самого себя как на персонажа?

— Это эпический герой, образ полупогребенного под трухлявостью и пылью непонятного героя. С другой стороны, это формирование происходящего: и вот эта тля подчиняет себе Тверскую улицу! А улица — Москву, а Москва — Россию, а Россия — весь мир. То есть ничтожество взяло и закрутило мир вокруг себя. А для чего? Чтобы каждый поверил, что он тоже может быть пупом земли и центром Вселенной. Эти вопросы всегда решаются в любом общественном деянии, будь то самосожжение или что еще. Но я все-таки за добро, и для меня важно было сделать не радикальный жест с отрицательной коннотацией (членовредительство или что-то еще), а странный, абсурдный, несанкционированный жест в центре России. Москва — Россия — глобус. И все тот же вопрос: как общаться с людьми?

— Этот же вопрос ты себе задавал, когда пошел на ТНТ на «Битву экстрасенсов»? Желание поработать с новыми медиа? 15 минут славы?

— Ответ утвердительный. Был комплекс задач. Я ищу в жизни совпадения, и, если выстраивается картинка цельная, я туда направляюсь и всеми силами бросаюсь. Я придумываю себе серьезные испытания развлекательного толка и погружаюсь в них. В искусстве есть понятие убедительности, и у меня была профессиональная и человеческая задача погрузиться в этот экстрасенсорный мир. Если бы я не поверил в себя, мой герой не сложился бы. Но я полностью погрузился, и люди приняли этот образ. А народ не обманешь! Так же я шел и в перфоманс, отрывая от себя куски. Это самоотдача.

— До ТВ ты никогда не задумывался о собственных сверхспособностях?

— Каждый из людей может совершить подвиг. Просто так колдовать на шоу неинтересно, и я взял с собой свой бэкграунд. Я люблю управлять потоками, люблю манипулировать и объединять. Сейчас же в эпоху интернета все мелькает, есть только готовые конструкции, можно только диджеингом заниматься. Я подумал: что смешать? И языковые, пластические элементы я перенес из «Зеленого слоника». Курлыкать стал уже в «Битве экстрасенсов».

— Давай еще о бэкграунде. Ты был в психушке и поэтому избежал службы в Афганистане?

— Я с 15 лет состоял на учете в психоневрологическом диспансере. У меня тогда тетя умерла, и я пошел в диспансер и сказал, что мне грустно. Поставили на учет, дали бесплатные лекарства. Потом мои друзья, попробовав эти лекарства, не смогли остановиться перед машиной. Слава богу, живы остались… Меня отправили на аттестацию в Кащенко, и мои работы оказались в коллекции у врача Морковкина. Коллекция Морковкина очень известна, в ней нет работ здоровых людей.

Морковкин мне дал 8А — неврастения. Приписал, что я действительно сумасшедший. Я ж не изображал экстрасенса — я им был. И для Морковкина был безумным художником.

— А ты все-таки юродивый (исключительно русский контекст) или городской сумасшедший (что ближе к мировому)?

— Юродство я ввел в контекст с прекрасным искусствоведом Сергеем Куликовым. Мы сформировали этот образ, когда я снимался в Симеизе в «Шапито-шоу». И это часть моего образа — художник как произведение.

— Ты почувствовал соприкосновение с мировой культурой, когда тебя накрыла мировая слава? Или ты прикоснулся к ней гораздо раньше?

— Система координат возникла сильно раньше. С 21 года я стал путешествовать — год в Нью-Йорке, полгода в Вене на стипендию Минкультуры, много времени провел в Германии, во Франции. Естественно, я выстраивал контексты, общался с художниками. Мой образ же строится на отражении. Там я русский художник, там анонимная жизнь, там ты никому не нужен. А известность — она уже в России. Давай говорить языком шоу-бизнеса. Насколько популярен за границей Филипп Киркоров?

— Ни разу не популярен.

— Или Алла Пугачева, или Баста? Я вырос из этого состояния, я на равных взаимодействую с миром. Но при этом я взаимодействую с Россией. Я русский художник, я сопрягаю себя с близкими мне по духу.

— Опиши свой творческий метод.

— Я люблю все то, что связано с гротескным, с мощным высказыванием в искусстве, все, что с яйцами, от чего пышет жаром, где мысль жестко и хлестко сформулирована, где есть мощное издевательство над толпой, над обывателем, высмеивается тупость, воспеваются мощные энергетические потоки. Все это мне близко. Плюс зонирование. Я убедительно создаю каждый образ своей личной шизофрении — образ артиста, хама, быдлянский образ. Когда я делал стендап-камеди или занимался авангардным театром, люди не догадывались, что я музыкант или художник. Многие телезрители не могли даже подумать, что такой благостный экстрасенс мог мазаться какашками в «Зеленом слонике». А это же еще «малых голландцев» волновало — фольклорная народная культура. Она же злая, как раз про говно, про секс. «Говном пахнуло из-под тулупа».

— У тебя в фильмографии уже 20 фильмов.

— Скоро будет еще один образ на экране — бывшего уголовника, хозяина эзотерической автомобильной свалки («Бонус» Валерии Гай Германики; Пахом там и художник-постановщик. — Прим ред.). Также готовлюсь к пространству «Гамлета» Светы Басковой.

— А тебе близок герой ее фильма «За Маркса…» — угнетенный рабочий?

— Близкий мне герой в кинематографическом пантеоне — тот, кто поднялся из ничтожества к величию, от низкого к космическому. Герой, верящий в чудо.

— А сам ты во что веришь?

— У меня такая форма веры живет и теплится — удивление и отупение от реальности. Где мы находимся? Что за херня? Я мастеровой, люблю форму картины, иконы, традиционные вещи люблю, а мою веру в отупение поддерживает кино. Мы в России не знаем, во что верить и как. Вот пошел Пахом по дороге, а люди, меня не знавшие, за мной пошли. Какой-то им нужен поводырь.

— Ты умеешь сдерживать свою энергию?

— Да. Если нет контроля, ты превращаешься не в актера, не в художника, а в кликушу. У меня даже на уровне физики контроль. Я могу приказать и через сутки становлюсь в два раза худее. Пластичность сознания, которая влияет и на физику.

— Ты понимаешь, что весь твой мат на показах фильма запикают?

— Я поклонник запикивания, это особая эстетика. Просто надо определенные пики сделать — неприятные, раздражительные. Я люблю на гениталии в роликах черные закладки ставить — это очень эстетично, это создает интригу и тайну. Эти купюры — прекрасно.

— Ты за табуирование?

— Оно нам только на руку работает. В «нельзя» больше силы, в ненависти больше силы.

— Какой ты сам, без масок?

— Я от всех людей отделен, я закрытый человек, хладнокровный. Любимое времяпрепровождение — тупое ничегонеделание.

— А что сейчас делаешь? Ничего?

— У меня сейчас выставка в берлинской галерее. У меня всегда была потребность писать книжки… А сейчас я изготовил ТОМА — новый роман «Рано».

Пахом и Сергей Пахомов

Испытание по поиску спрятанного мальчика.

Так в чём спасение России?

Отрывок из фильма «За Маркса».

Кстати, можете на ютубе весь фильм посмотреть, может зайдет.

Пахом — варг

Поехавший блокнот

Друг скинул фотку из книжного

Новое интервью с Сергеем Пахомовым (Пахомом)

Вести себя аморально, каждый раз отдавая себе отчёт об этом — горазд не каждый. С возрастом становится на всё похую, и мысль о том, станешь ли ты на самом деле поехавшим или нет, уходит на задний план. Плывёшь на байдарке по сильнейшему течению безумства, но корректируешь движение веслом действительности. Полностью отдаёшься эмоциям и энергетическому потоку мыслей, которые в последствии материализуешь в жизнь, в кино, в музыку — куда угодно.

Оригинальный актёр всех существующих и несуществующих жанров, творец ряда картин, культурный деятель, профессиональный подрывник нормальности с многолетним стажем, — одним словом, творческий человек Сергей Пахомов рассказал Beats FM о том, как первый раз синхронизировался с музыкой, чем ему это обошлось и к каким последствиям привело.
Этим летом Питер — не самый гостеприимный город. Если в прошлом году июль выдался солнечным и знойным, то в этом — всё наоборот. Дождливая погода загоняет людей в различные ресторанчики, пабы, кафетерии, столовые или закусочные. Всё зависит от того, сколько у тебя денег в кармане, и на что ты их готов потратить. На этот раз было решено играть по-крупному. «Один раз живём, — думал я, — можно и шикануть». В этот вечер я поднял планку с дешёвой забегаловки до элитного, по моим меркам, ресторана, где и повстречал Товарища Пахома.
Он из тех людей, к которым можно подойти с любым вопросом, и он на него, скорее всего, ответит. Но честно признаюсь, я немного побаивался вот так просто подойти и заговорить с ним. Сверкнув стикером Beats FM, я представился ему как редактор этого когда-то авторитетного среди нормальных пацанов паблика, а затем немного рассказал о структуре постов, но углубляться не стал, чтобы старика не хватила хандра от всего дерьмища, что тут постят. Наверно, даже Пахом не выдержал бы тут больше недели. От постов нашего многоуважаемого главного редактора, думающего, что публикуя простые плейлисты, мы чем-то будем выделяться среди других пабликов, постящих такую же музыку, у Пахома бы случился нервный срыв. Но так или иначе, мы имеем хоть какую-то аудиторию, которая и не ждёт никаких изменений, спокойно поглощая фаршмак, ставя лойсы там, где их вообще не должно быть, и игноря то, что должно вызывать у нормального человека интерес.

— Наверное, у всех есть друг, который жить не может без своего рюкзака, надевая его даже когда собирается за хлебом. Там где я живу, таких называют полу-покерными далбоёбами, хипстерами и прочими нехорошими словами. Но, если немного вдуматься в природу этих не всем понятных действий, то таких людей можно понять. Я, например, не могу ходить с пустыми карманами. Если в них нет хотя бы телефона, то я чувствую себя неполноценным, и не могу спокойно идти до того момента, пока не переключу мысли на что-нибудь другое. А есть ли у вас, товарищ Пахом, такие вещи, без которых вы не можете обойтись, выйдя на улицу?

Пахом: Не знаю как ты, а я всегда себя чувствую полноценным. На улицу могу и голым выйти, если будет подходящее настроение, но я нечасто там появляюсь. Люблю гулять по крышам на пару с Витей Пузо да водочку глушить. Как он там пел уж? «Водка льётся мне в глотку, а мне всё похую. »

— Интерес к вашей персоне у масс возник благодаря фильму Светланы Басковой, снятому ещё в далёком 1999 году. Вас знают как братишку братишки, но мало кто слышал ваши музыкальные альбомы. Вы не только своеобразный и талантливый актёр, но ещё и хороший музыкант, со своим стилем. Как возникла идея записать альбом?

Пахом: Музыка мне всегда нравилась, ещё с детства, с садика. Часто меня забывали оттуда забирать, с садика, и воспитателям приходилось самим меня вести до дома. Но в какой-то момент им это надоело и они мне говорили: «Серёженька, ты уже большой мальчик, ты ведь сможешь добежать до дома сам». Ну, я и бежал. Двадцать километров до соседнего села. В 5 лет. Я бежал и машинально ширкал подошвой по земле от усталости, а потом заметил в этом ритмичном шуршании что-то приятное. Я сам тогда не понял что, но с тех самых пор я начал всегда шуршать подошвой о землю, создавая разные ритмы. Это прибавляло сил и настроения. «Побереги ботинки, они у нас одни!» — ругалась на меня мать. Я тогда был так счастлив, что у меня появилось то, о чем другие дети даже не догадывались. Но вскоре один мой друг увидел, как я передвигаюсь, после чего все дети села начали скользить по земле, как на лыжах.
«Продажи ботинок резко увеличились», — говорил за обедом мой дядя, владевший магазином детской обуви «Обувайка». Я тогда было что-то извлёк из этого, но не придав этому значения, продолжил наяривать круги вокруг обеденного стола, создавая мою музыку, понятную, вероятно, только мне.
Вот так и повелось, что я с детства такой:делающий исключительно то, что мне нравится, и не обращающий никакого внимания на тех, кто не способен этого понять. Вести себя аморально, каждый раз отдавая себе отчёт об этом — горазд не каждый. С возрастом становится на всё похую, и мысль о том, станешь ли ты на самом деле поехавшим или нет, уходит на задний план. Плывёшь на байдарке по сильнейшему течению безумства, но корректируешь движение веслом действительности. Полностью отдаёшься эмоциям и энергетическому потоку мыслей, которые в последствии материализуешь в жизнь, в кино, в музыку — куда угодно. Так что я ещё с раннего детства знал, что когда-нибудь у меня будет свой, этот самый, релиз. Друзья мои, музыканты, помогли с записью. У меня таких альбомов штук 10 в голове, но на всё не хватает времени и денег. Как и на кино, собственно. Кино — это огромные деньги, особенно в наше время, которых пока нет.

— Когда вы заходите в кафешку, чтобы просто сходить в туалет, чувствуете ли вы себя виноватым перед работниками заведения?

Пахом: Да что же это, чтобы просто поссать, нужно заходить в какое-то заведение что ли? Я ссу на улице! На улице я ссу! Могу и хлеб испечь в каком-нибудь сквере!

— Если бы вы были учителем начальных классов по музыке, какую бы музыку ставили ребятам? И каким образом наказывали бы тех, кто оставляет черные полоски за собой? Ну знаете же да? От туфель такие на линолеуме.

Пахом: Пизды бы я им вставил для начала! В пределах разумного, разумеется. Дети сейчас страх какие пошли. Это невыносимо. На фоне того, какое дерьмо их окружает в интернет-пространстве, тексты моих песен показались бы им вполне нормальными, но слушать бы они это не стали, в силу того, что до такой музыки надо дорасти. Что это значит? А это значит, что для начала их нужно накормить какими-нибудь битлами. Пусть влюбятся, например, в Джона Леннона. Заболеют, прости господи, битломанией, — всяко лучше, чем народная попса. Но только нельзя это допускать до уровня (не в обиду ему сказано) Коли Васина. В конце-то концов, у детей должно быть счастливое детство. Со временем ребята сами поймут, что мир хорошей музыки не ограничивается одними только битлами, и, так называемая битломания, должна отпустить. И вообще, в этом возрасте их тяжело заставить любить то, за что на них будут показывать пальцем. За любовь к старпёрской группе похвалы среди сверстников не жди, а решится сменить окружение на более благополучное для тебя, некоторые и взрослые-то решится не могут, не то что дети. «Наступит время, и ты поймёшь тогда: проходит жизнь — и жизнь, увы, не та. «. Это не про меня, я это уяснил ещё в том возрасте, когда мысли не пролетали шквальным огнём через моё сознание, а внутренний диалог был в дефиците. Свежее и чистенькое восприятие. До 7 лет все детишки будто бы ходят под мескалином, а потом их начинает потихонечку отпускать. Но, к большому сожалению, некоторых держит до конца жизни.
Чёрные полоски? Да пусть хоть директорский кабинет обоссут забавы ради, дети же. Главное — даже в этой ситуации оставаться человеком, и в случае чего прикрыть друга.

Пахом о Пахоме: «Я убедительно создаю образ своей личной шизофрении»

Шоумен, художник и заслуженный юродивый России Пахом делится секретами искусства быть безумным и популярным.

Пахом (Сергей Пахомов) не нуждается в представлении. Телезрители страны отлично помнят его феерические выходы в программе «Битва экстрасенсов», не забывают и фильм «Зеленый слоник». На московском фестивале Beat Film Festival очень скоро покажут новое кино с Пахомом — героическое роуд-муви «50», хронику его 15-часовой прогулки по Тверской в день своего юбилея, совпавшего с Днем народного единства. Выйдя на главную улицу страны, Пахом поднимается и спускается по ней 50 раз, стуча деревянным посохом, проповедуя поклонникам, отгоняя особенно надоедливых, фотографируясь с полицейскими и гостями столицы. Многочасовой сеанс общения художника с народом превращен в фильм Даниилом Зинченко и Тихоном Пендюриным, молодыми режиссерами экспериментального кино.

Как Пахом смог продержаться так долго? Что он любит и что не любит? Зачем стал экстрасенсом? Когда научился курлыкать? Как попал в психушку? И вообще что было на Тверской — перформанс или марафонский поход? Читайте об этом в интервью героя КиноПоиску.

— Когда ты этот перфоманс придумал?

— Лет десять назад. Я всегда вдохновлялся городскими сумасшедшими. Самое приятное для акции — когда человек может производить какие-то вещи, странные и непривычные, а среда, городской ландшафт изменяются. Я долго думал о большом походе. Москва-история, Сусанин, царь, величественный и немного не в себе герой — что-то такое. Так вот, лет десять назад я со Школой Родченко хотел сделать акцию: 30 фотографов в толпе, и каждый снимает мой проход. А я стараюсь осуществить любые планы, тем более что на хождение 4 ноября 2016 года на мою спортивную инициативу наложились мое 50-летие и День народного единства. Это еще и митинг получился. В общем, трепет, чувство опасности и величие задумки. Все то, чем я в жизни и занимаюсь.

— Живое действие я подготовил всего за три дня. Позвонил другу коллекционеру, он дал мне посох – северная вещь XVIII века, из коллекции.

— Страховку не оформляли?

— Не успели. В искусстве всегда есть большой момент преодоления, и я себя, как человека трусливого, слабого и инертного, мужественно заставил выйти из дома. Меня подталкивало «на миру и смерть красна». Я встал и вышел в своем дорогостоящем шерстяном пальто, о котором потом писали, что оно облезлое и страшное — то есть 1000 евро для людей оказались драной и вонючей мерзостью!

— И посох не признали антикварной ценностью?

— Не. А дополняла этот образ еще полуиконка-полутабличка с числом 50. Ее я сделал из рухляди, найденной на улице. Пиара не было. Меня и так часто узнают на улице, общественное внимание есть. Но всегда свербил вопрос: а что с этим вниманием делать, как бы его приложить?

Роуд-муви изначально подразумевалось — хождение, но не топтание. Так я шел по Тверской. Развевались транспаранты, и великий Хронос участвовал. Сначала было светло, потом стало темнеть, вращались стихии природные, человеческие, стихии маленького человека со своей личной историей и стихии огромной меняющейся страны. Произошло нанизывание памяти, метафора смены времен. Картина получалась полная, слава богам.

— Но фильм сложился не только из документации твоего прохода. Там есть довольно интимные эпизоды разговора с мамой.

— Да! В фильм добавилась еще линия моей матери — частного человека, связанного со стихией времени и одновременно близкого мне. Тихон и Даня позвонили и сказали: нам не хватает материала. А я как раз был у мамы. Думаю, надо бы чем-то эпичным наполнить.

— Да, меня волнуют большие эпические формы, то, что у нас на подкорке сидит. Мать, например. Мама меня водила в музшколу на скрипку, а потом была зима, мама поскользнулась, упала на эту скрипку, скрипка разбилась, и я перестал ходить в музшколу.

— Сама воспитала и сама убила музыканта?

— Невольно убила. Элемент провокации тут был немалый. Мне нужно было удержать внимание, поэтому я задавал ей такие вредные идеологические вопросы — про Сталина, например. Мы маму снимали на пленку — это воздух дало.

— У тебя дипломатичная, неэмоциональная реакция на ее ответы. Это намеренный ход?

— Конечно, намеренный, но и личный момент. Моя маниакальность и психоз, многолетняя история наших отношений — все самое плохое от мамы, ее слишком много, она слишком близко. У меня есть маниакальность, как в любой нездоровой безотцовской семье, но я все ставлю на службу жизни «художника как произведения».

— Ну, ты в итоге был доволен прогулкой? Она же длилась около 15 часов. Побывал в разных стихиях…

— Мы побывали в новом VR-пространстве. Это было сюрреалистично. Утром я проснулся с синдромом Маресьева — у меня распухли ноги, были как слоновые колонны. Ведь было сложно. Ты не можешь легко парить. На мне же еще микрофоны были, телефон в руках, корректировка и управленческая деятельность требовали внимания, но я отдавался порыву и легкости, открыт был людям. Мы встретили инвалидов-колясочников и так далее.

— Твоя реакция на самого себя как на персонажа?

— Это эпический герой, образ полупогребенного под трухлявостью и пылью непонятного героя. С другой стороны, это формирование происходящего: и вот эта тля подчиняет себе Тверскую улицу! А улица — Москву, а Москва — Россию, а Россия — весь мир. То есть ничтожество взяло и закрутило мир вокруг себя. А для чего? Чтобы каждый поверил, что он тоже может быть пупом земли и центром Вселенной. Эти вопросы всегда решаются в любом общественном деянии, будь то самосожжение или что еще. Но я все-таки за добро, и для меня важно было сделать не радикальный жест с отрицательной коннотацией (членовредительство или что-то еще), а странный, абсурдный, несанкционированный жест в центре России. Москва — Россия — глобус. И все тот же вопрос: как общаться с людьми?

— Этот же вопрос ты себе задавал, когда пошел на ТНТ на «Битву экстрасенсов»? Желание поработать с новыми медиа? 15 минут славы?

— Ответ утвердительный. Был комплекс задач. Я ищу в жизни совпадения, и, если выстраивается картинка цельная, я туда направляюсь и всеми силами бросаюсь. Я придумываю себе серьезные испытания развлекательного толка и погружаюсь в них. В искусстве есть понятие убедительности, и у меня была профессиональная и человеческая задача погрузиться в этот экстрасенсорный мир. Если бы я не поверил в себя, мой герой не сложился бы. Но я полностью погрузился, и люди приняли этот образ. А народ не обманешь! Так же я шел и в перфоманс, отрывая от себя куски. Это самоотдача.

— До ТВ ты никогда не задумывался о собственных сверхспособностях?

— Каждый из людей может совершить подвиг. Просто так колдовать на шоу неинтересно, и я взял с собой свой бэкграунд. Я люблю управлять потоками, люблю манипулировать и объединять. Сейчас же в эпоху интернета все мелькает, есть только готовые конструкции, можно только диджеингом заниматься. Я подумал: что смешать? И языковые, пластические элементы я перенес из «Зеленого слоника». Курлыкать стал уже в «Битве экстрасенсов».

— Давай еще о бэкграунде. Ты был в психушке и поэтому избежал службы в Афганистане?

— Я с 15 лет состоял на учете в психоневрологическом диспансере. У меня тогда тетя умерла, и я пошел в диспансер и сказал, что мне грустно. Поставили на учет, дали бесплатные лекарства. Потом мои друзья, попробовав эти лекарства, не смогли остановиться перед машиной. Слава богу, живы остались… Меня отправили на аттестацию в Кащенко, и мои работы оказались в коллекции у врача Морковкина. Коллекция Морковкина очень известна, в ней нет работ здоровых людей.

Морковкин мне дал 8А — неврастения. Приписал, что я действительно сумасшедший. Я ж не изображал экстрасенса — я им был. И для Морковкина был безумным художником.

— А ты все-таки юродивый (исключительно русский контекст) или городской сумасшедший (что ближе к мировому)?

— Юродство я ввел в контекст с прекрасным искусствоведом Сергеем Куликовым. Мы сформировали этот образ, когда я снимался в Симеизе в «Шапито-шоу». И это часть моего образа — художник как произведение.

— Ты почувствовал соприкосновение с мировой культурой, когда тебя накрыла мировая слава? Или ты прикоснулся к ней гораздо раньше?

— Система координат возникла сильно раньше. С 21 года я стал путешествовать — год в Нью-Йорке, полгода в Вене на стипендию Минкультуры, много времени провел в Германии, во Франции. Естественно, я выстраивал контексты, общался с художниками. Мой образ же строится на отражении. Там я русский художник, там анонимная жизнь, там ты никому не нужен. А известность — она уже в России. Давай говорить языком шоу-бизнеса. Насколько популярен за границей Филипп Киркоров?

— Ни разу не популярен.

— Или Алла Пугачева, или Баста? Я вырос из этого состояния, я на равных взаимодействую с миром. Но при этом я взаимодействую с Россией. Я русский художник, я сопрягаю себя с близкими мне по духу.

— Опиши свой творческий метод.

— Я люблю все то, что связано с гротескным, с мощным высказыванием в искусстве, все, что с яйцами, от чего пышет жаром, где мысль жестко и хлестко сформулирована, где есть мощное издевательство над толпой, над обывателем, высмеивается тупость, воспеваются мощные энергетические потоки. Все это мне близко. Плюс зонирование. Я убедительно создаю каждый образ своей личной шизофрении — образ артиста, хама, быдлянский образ. Когда я делал стендап-камеди или занимался авангардным театром, люди не догадывались, что я музыкант или художник. Многие телезрители не могли даже подумать, что такой благостный экстрасенс мог мазаться какашками в «Зеленом слонике». А это же еще «малых голландцев» волновало — фольклорная народная культура. Она же злая, как раз про говно, про секс. «Говном пахнуло из-под тулупа».

— У тебя в фильмографии уже 20 фильмов.

— Скоро будет еще один образ на экране — бывшего уголовника, хозяина эзотерической автомобильной свалки («Бонус» Валерии Гай Германики; Пахом там и художник-постановщик. — Прим ред.). Также готовлюсь к пространству «Гамлета» Светы Басковой.

— А тебе близок герой ее фильма «За Маркса…» — угнетенный рабочий?

— Близкий мне герой в кинематографическом пантеоне — тот, кто поднялся из ничтожества к величию, от низкого к космическому. Герой, верящий в чудо.

— А сам ты во что веришь?

— У меня такая форма веры живет и теплится — удивление и отупение от реальности. Где мы находимся? Что за херня? Я мастеровой, люблю форму картины, иконы, традиционные вещи люблю, а мою веру в отупение поддерживает кино. Мы в России не знаем, во что верить и как. Вот пошел Пахом по дороге, а люди, меня не знавшие, за мной пошли. Какой-то им нужен поводырь.

— Ты умеешь сдерживать свою энергию?

— Да. Если нет контроля, ты превращаешься не в актера, не в художника, а в кликушу. У меня даже на уровне физики контроль. Я могу приказать и через сутки становлюсь в два раза худее. Пластичность сознания, которая влияет и на физику.

— Ты понимаешь, что весь твой мат на показах фильма запикают?

— Я поклонник запикивания, это особая эстетика. Просто надо определенные пики сделать — неприятные, раздражительные. Я люблю на гениталии в роликах черные закладки ставить — это очень эстетично, это создает интригу и тайну. Эти купюры — прекрасно.

— Ты за табуирование?

— Оно нам только на руку работает. В «нельзя» больше силы, в ненависти больше силы.

— Какой ты сам, без масок?

— Я от всех людей отделен, я закрытый человек, хладнокровный. Любимое времяпрепровождение — тупое ничегонеделание.

— А что сейчас делаешь? Ничего?

— У меня сейчас выставка в берлинской галерее. У меня всегда была потребность писать книжки… А сейчас я изготовил ТОМА — новый роман «Рано».